Взяв группу на прогулку или в поход, можно объявить «режим молчания».
Это значит, что участники группы будут общаться друг с другом лишь при действительной необходимости, и то с помощью жестов, мимики или, в крайнем случае, записки. Нарушивший «режим молчания» штрафуется (например, нести дополнительную поклажу или наказывается молчанием на дополнительный срок, когда всем будет позволено разговаривать).
Длительность молчания должна быть не менее получаса, а если возможно, - достигать полутора часов подряд. Ребята всё это время проводят вместе: в походе, общей работе или просто рассевшись на траве. Разрешается бегать, играть в мяч, лазить по деревьям, собирать ягоды, но делать это всё молча.
Назначение такой игры двояко.
Во-первых, каждый её участник в непривычной ситуации совместного пребывания без права на речевые контакты начинает по-новому воспринимать себя и других. Он поневоле «проваливается» в те глубины своей душевной жизни, о существовании которых, возможно, и не догадывался. Поглядывая на изменившихся, «тихих» товарищей, встречаясь с ними глазами, изредка обмениваясь скупыми жестами, он понимает, что и они – каждый по-своему – «проваливаются в себя». Внутренняя жизнь, своя и чужая, открывается ему как новая реальность, и это способствует росту его уважения к тем людям, которых он, как ему кажется, уже давно изучил, к которым привык, как привыкают к предметам обихода. В игровом молчании личность осознаёт себя зреющей.
Во-вторых, за период молчания у каждого члена группы накапливается острая жажда общения. Смутно или явственно он приходит к пониманию того, каким благом является возможность поговорить – выразить себя и вникнуть в мысли, в душевное состояние другого. Ценность коммуникации он постигает внутренним опытом. Так человек не думает о ценности воздуха, которым он дышит, не замечает этого, дышит, однако ныряние в воду открывает ему радость дыхания.
Уважение и симпатия друг к другу, радость общения – всё это слышится в оживлённых разговорах группы после снятия «режима молчания». Люди настроены не по-обыденному, в той или иной форме переживают душевный подъём. Этим следовало бы воспользоваться, чтобы начать «большой разговор».
«Большой разговор» – это, собственно говоря, форма группового общения, хорошо знакомая каждому педагогу. Не раз и не два доводилось ему проводить с учащимися беседу на главные темы жизни – о чести и героизме, о дружбе и преданности, о цели человеческого пути, о сходствах и различиях между людьми, о науках и искусствах, о предках и о будущем, о Родине и человечестве… И, конечно, случалось так, что собравшимся не хотелось расходиться: была бы только взята верная «тональность» разговора, и был бы он только впору, ко времени и общему настроению.
Если после «режима молчания» времени ещё достаточно, т.е. впереди не меньше трёх часов без спешки и хлопот, то необходимое настроение для большого разговора можно, как правило, считать уже созданным. Ведущий начинает его, поставив определённый вопрос перед аудиторией и предложив желающим ответить на него. Первым из таких вопросов может быть следующий: «О чём я думал, что переживал, пока длилось молчание?» В любой группе найдётся хотя бы один человек, готовый немедленно поделиться тем, что с ним произошло. Его слова побуждают ещё кого-нибудь высказаться о себе. Потом обычно начинается «цепная реакция».
Дальнейшие вопросы должны быть заранее припасены педагогом (или психологом), но какой из них поднимать вслед за первым, приходится решать по ситуации. У группы не должно возникать чувство, что тема обсуждается, навязываясь «сверху». Одна тема естественно порождает другую – таков принцип «Большого разговора». Что же касается припасённых вопросов, они могут быть таковыми:
«От чего мне бывает скучно?»
«Какую музыку я люблю, и почему она мне нравится больше, чем другая?
«На какого героя фильма или книги мне когда-либо хотелось походить?»
«Каким я представляю себя, и каким представляют меня другие (собравшиеся) лет через двадцать?»
«Понимаю ли я своих родителей, бабушек, дедушек? Понимают ли они меня, и если нет, то почему?»
«Какой хороший поступок был в моей жизни? (Имеется в виду «хороший» в его представлении, что бы об этом ни думали другие.)»
«Люблю ли я животных, и с какими из них мне приходилось иметь дело?»
«Есть ли у меня человек, которого я ненавижу?» (Не называя, дать его психологический портрет.)
«Какие народные песенки и сказки (любого народа) мне приходилось слышать, и чем они мне понравились?»
«Какие люди мне больше нравятся – скромные или бросающиеся в глаза и почему?»
«Пришлось ли мне пережить разочарование в человеке (называть его не надо) и с чем это было связано?»
«Знаю ли я кого-нибудь из воевавших в минувшей войне пожилых людей, и что я о нём думаю?» (Называть его не обязательно.)
«В каких местностях страны, и в каких странах земного шара мне хотелось бы побывать и почему?»
«Какие профессии мне нравятся? Какие не нравятся и почему?»
Это примерный и заведомо неполный перечень тем, возможных для «большого разговора» уже является толчком для самопроизвольного обращения группы к темам самого высокого порядка.
Позиция ведущего при беседе приближающейся по своему качеству к духовному уровню общения, должна быть исключительно тактичной. Он стремится (и требует от остальных) не перебивать говорящего, даже если тот, по общему мнению, вопиюще неправ.
В то же время он должен следить за тем, чтобы активные «солисты» не забивали сдержанных или легко теряющихся в беседе участников дискуссии. Желательно поощрять каждого, чтобы он взял слово, но недопустимо требовать от него высказываний, «вытягивать» их. Незрелые, поверхностные, не логические, аморальные и тому подобные суждения членов группы ведущий, завершая разговор, должен, разумеется, подвергнуть убедительной критике, но ни в коем случае не переходя при этом «на личность».
Он против такой-то позиции, но не против такого-то конкретного лица. Тем самым ошибающимся людям оставляется простор для последующих конструктивных размышлений на затронутые темы. (Обиженный или осмеянный человек тоже продолжает размышлять после разговора, но его размышления в этом случае часто носят деструктивный характер: в пику оппонентам субъект укореняется в своей неправоте).
«Большой разговор», если он удался, становится незабываемым и заметно сплачивает группу в дальнейшем. Он имеет не только очевидный нравственный, воспитательный, но и психологический смысл, ибо общение на духовном уровне с древности известно как вернейший способ облегчить, высветлить и укрепить душу человека.