Статья Марины Козловой (Ткаченко)
фото из архива Л. Вагнер. (Опубликовано в журнале "Артек" №3)

50 лет Владимиру Карловичу Вагнеру, артековскому режиссеру, педагогу и моему другу.

Впервые я увидела Володю Вагнера в ноябре 1984 года в рейсовом артековском автобусе, который все артековцы и жители Гурзуфа называли «двойка». Ходила «двойка» раз в час, и поэтому всегда была битком набита артековскими сотрудниками. «Двойка», надо сказать, была и остается самым демократичным транспортом – в ней ездят начальники лагерей и вожатые, методисты, доктора, повара, санитарки. Путешествуя в «двойке» от Горного до «Кипарисного», и после наверх – в микрорайон, можно написать книгу об «Артеке» - там делятся впечатлениями, радуются и жалуются, обсуждают новости и рассказывают байки.

В тот день погода была невеселая, и настроение было так себе. Мне очень хотелось стать вожатой – для этого я и приехала в «Артек» за неделю до своего девятнадцатилетия. Но до начала работы ШПР (школы пионерских работников) оставалось два с половиной месяца, а, поскольку никакие обкомы-райкомы комсомола меня на вожатскую работы не делегировали, не выдвигали и не рекомендовали, я приехала в конце октября на свой страх и риск самостоятельно, можно сказать «зайцем», и устроилась работать санитаркой в свой любимый с седьмого класса «Кипарисный».

Потом о таких как я – «ушибленных Артеком» - кто-то из вожатых написал стихи:

Ведь не случайно же так получается –
Дети вожатыми к нам возвращаются.
Не к кипарисовой красоте, -
К честности, верности и к доброте.

Немного пафосно, но, по сути, верно.

А тогда в «Кипарисном» я исправно мыла полы в детских корпусах и думала о том, как мне убедить артековское начальство принять меня в ШПР. В «двойке» я тоже думала об этом. Я везде только об этом и думала.

И тут надо мной навис высокий парень в желтой вожатской куртке и не обратить на него внимания я не могла. Он был буйно кудрявым, как цыган, у него был решительный горбоносый профиль и низкий рокочущий голос – он разговаривал с как-то девушкой о новом сборнике Вознесенского. При этом он держал в руках стопку книг, громко смеялся какой-то шутке и ерошил непрерывно свою черную копну волос.

Потом его назовут «папой Карло» ( потому что он - Владимир Карлович), «добрым волшебником», «последним сказочником Артека», «символом», «легендой», и как его только не назовут… Он уже и тогда, в этом далеком 84-м, был широко известен в Артеке, если не знаменит. Он был самым ярким представителем вожатского племени и даже внешне от всех отличался. И он был огромной проблемой для всевозможного вышестоящего начальства, потому что он был невероятно самодостаточным. Государством в государстве. Управлять им не получалось, и на все у него была своя точка зрения. Он хотел делать только то, что хотел – а тогда, в основном, он хотел с детьми заниматься театром. Некоторые традиционные артековские мероприятия он считал редкой глупостью, и заставить его тратить время на «всякую ерунду» было невозможно в принципе. Это сейчас говорят, как все любили Володю. И почти никто уже не помнит, как с ним ругались. Он был гениальным (кроме шуток), он заполнял собой все пространство, его было много, иногда даже слишком, его дети были самыми лучшими, а его идеи и проекты - самыми яркими. Реализоваться рядом с ним было невероятно сложно даже самым талантливым вожатым – если где-то появлялся Вагнер, все начинало вращаться вокруг него. В общем, с ним ругались, препирались, мирились, шли на компромисс.

Но в основном, им очаровывались – причем, те, с кем случалась эта беда, как правило, оставались очарованным навсегда. Личное обаяние Владимира Карловича Вагнера было его секретным оружием и никогда его не подводило.

Дети, которые попадали к нему в отряд, несколько первых дней смены пребывали в культурном шоке. Они понимали, что им достался какой-то удивительный вожатый, не такой как все, но как к этому относиться? Он большой, громогласный, порой очень категоричный. Другие вон вожатые со своими отрядами «коломийку» перед столовой танцуют, ужастики рассказывают, знают наизусть названия всех растений Артека. А этот с нами разговаривает. О театре, о литературе. О музыке и живописи. О войне.

Кто такой этот Чюрленис? Мы в школе не проходили. И Хармса не проходили. А на Аю-Даг мы когда пойдем?

«О, майн Готт…», - расстроенно вздыхает Вагнер и терзает буйную копну волос, создавая у себя на голове художественный

беспорядок. Только Аю-Дага ему не хватало…

А еще он может сесть за рояль и играть Моцарта. Или спеть своим рокочущим низким голосом странную песенку, совсем не пионерскую: «Будьте добры передайте пятак на билет. Будьте добры, как пройти через эти дворы? Будьте добры, не гасите, пожалуйста, свет. Ну что же вы, право, ах, Господи, будьте добры…»

Любой артековский вожатый может повести отряд на Аю-Даг. Любой вожатый способен выучить наизусть названия всех артековских растений и речушек, легенду про Адалары, и практически любой может подготовить свой отряд к конкурсу бальных танцев. И только Вагнер умел делать удивительную вещь – он умел обнаружить в человеке душу. Не только в ребенке – во взрослом тоже. Включить ее. Активировать. Заставить работать в полном соответствии со стихами Заболоцкого «душа обязана трудиться».

Ребята, которым в Артеке посчастливилось быть «детьми Вагнера», автоматически становились актерами его театра, участниками его спектакля. У Вагнера не могло быть плохих актеров – только «талантливые и гениальные».

Казалось бы – что современным детям до истории «Дома сирот», который создал в Кракове польский врач, писатель и педагог Януш Корчак, автор прекрасной и грустной сказки «Король Матиуш Первый»?

В 38 году «Дом сирот» оказался на территории еврейского гетто и жизнь стала совсем невыносимой. И Учитель состарился на глазах.

- Учитель! – говорили со сцены в зал «дети Вагнера», они же – маленькие обитатели «Дома сирот», - Учитель! Мы поставили для вас сказку про Матиуша, смотрите, Учитель!
И под веселый военный марш на сцене появляется маленький и страшно наивный король Матиуш и говорит:
- Война – это прекрасно! Я поскачу на белом коне впереди своего войска и благодарные подданные будут бросать на дорогу цветы!
- Дурак ты, Матиуш, - сквозь зубы сплевывает его друг Фелек, сын городского пожарника.

Потому что война – это не прекрасно, а ужасно. И в какой-то день фашистское командование Кракова принимает решение о том, что дети и взрослые из «Дома сирот» должны сесть в поезд, который увезет их в Треблинку, в лагерь уничтожения. А Корчаку фашистское начальство предложило остаться – как известному и уважаемому в Европе писателю и гуманисту. Конечно же, он не остался. Он сел в поезд вместе со своими детьми и по дороге рассказывал им сказки.

У поэта Александра Галича в поэме «Кадиш» об этом сказано так: «К поезду, к чугунному парому, я веду детей, как на урок. Надо вдоль вагона по перрону, вдоль, а мы шагаем поперек. Рваными ботинками бряцая, мы идем не вдоль, а поперек, и берут, смешавшись, полицаи, кожаной рукой под козырек, и стихает плач в аду вагонном, и над всей вокзальной маетой, пламенем на знамени зеленом – клевер, клевер, клевер золотой!»

Всегда найдутся люди, которые скажут, что нельзя грузить детей такими серьезными вещами. Что детский досуг должен быть веселым и беззаботным. И Вагнеру это тоже говорили. Но его дети уже знали, что наступит тот исторический день, когда король Матиуш примет опрометчивое и непродуманное с точки зрения взрослых решение - выдавать каждому ребенку из его королевства по плитке шоколада ежедневно. Страшно подумать, как попадет ему от министра финансов!

Вовка Король из маленького белорусского села, который не то что на сцену никогда раньше не выходил – он-то и в театре в жизни до Артека не был, так вот именно он, тихий сельский мальчик Вовка Король «талантливо и гениально» сыграл Короля Матиуша – и не один раз, а пять раз подряд в течение одного дня, и еще тридцать человек «невероятно гениально» сыграли в этом спектакле, и в финале в зале среди детей и взрослых не было ни одного человека, который не плакал бы, когда они уходили со сцены и шли через весь зал, держась за руки под песенку Булата Окуджавы: «Над Краковом убитый трубач трубит бессменно, любовь его безмерна, сигнал тревоги чист. Мы школьники, Агнешка, и скоро перемена, и чья-то радиола наигрывает твист».

Прошло несколько месяцев с того дня, когда я впервые увидела Вагнера в автобусе, и, наконец, меня взяли в ШПР. И, когда я впервые поднималась по лестнице Школы вожатых со своей пишущей машинкой в футляре, первый, с кем я столкнулась на лестнице, был этот парень из автобуса. Вагнер работал куратором в этой школе, вот как мне повезло.

- Это что, твоя машинка? – удивленно спросил он. Видимо, среди вожатых не принято просто так ходить с пишущими машинками.
- Моя, - сказала я.
- А зачем она тебе? – он как-то по-птичьи склонил к плечу кудлатую голову и внимательно смотрел на меня своми большущими темными глазами.
- Я стихи пишу, - призналась я.
- Вот умница, - сказал он почти растроганно.

После, лучше узнав Вагнера, я все поняла. Девочка с двумя косичками, с пишушей машинкой, к тому же собирается стать артековской вожатой. Еще и стихи пишет!

Картина маслом. Если бы я несла баскетбольный мяч, или рыболовные снасти, это не впечатлило бы Вагнера совершенно.

И мы подружились.

Вожатая Ира Соколова признавалась, что она не раз пряталась под палубой корпуса «Фиалка» в «Речном» и подслушивала, как Вагнер работает с детьми. Она пыталась понять, как он это делает, разгадать этот феномен. Да, некоторые вагнеровские приемы можно было увидеть, понять, даже освоить их. Мы многому у него научились, и даже от кого-то я слышала словосочетание «вагнеровская педагогика». Можно работать «как Вагнер», но стать Вагнером невозможно. Увы. Потому что только Вагнер так умел гладить по голове и вытирать слезы. Только он мог, несмотря на свои серьезные габариты, подпрыгивать на стуле, кричать, хлопать в ладоши и бурно радоваться за свой отряд, который побеждал в этот момент в какой-то там эстафете, или наоборот - приползал последним – не суть важно. Дети Вагнера были лучшими – для него. Они у него были самыми умными, красивыми, добрыми, и когда он всем вокруг рассказывал об этом, глаза его светились. В этом смысле он, конечно, был волшебником. Он превращал скромных, неуверенных в себе, иногда закомплексованных подростков в умных, высоких и красивых. К концу смены они вырастали у него даже физически.

Артек – странное место. Время здесь течет иначе, здесь случаются удивительные временные петли, и из любой точки можно попасть в прошлое. Например, в тот день, когда Володя сидит на палубе корпуса «Фиалка» и читает своим детям отрывок из поэмы «Кадиш» Александра Галича. О старом учителе Януше Корчаке и о его короле Матиуше. И обо всех нас.

Окликнет эхо давним прозвищем,
И ляжет снег покровом пряничным,
Когда я снова стану маленьким,
А мир опять большим и праздничным.
Когда я снова стану облаком,
Когда я снова стану зябликом,
Когда я снова стану маленьким,
И снег опять запахнет яблоком.
Меня снесут с крылечка, сонного,
И я проснусь от скрипа санного,
Когда я снова стану маленьким
И мир чудес открою заново.

Советуем почитать